Каков возможный метод субъектного познания?
Сама постановка вопроса не столь проста.
Следуя тому, что познать субъекта – это познать себя, возникает вопрос, что понимать под субъектом? Ведь в зависимости от масштаба «измерения» субъектом может предстать и отдельный человек, и малая группа (например, коллективно-распределенное мышление) и социум. Как и в субъект, может быть, необходимо включить все те объекты, которые «удлиняют» его руки, и «убыстряют» его ноги. Так и цель познания потребует своей расшифровки.
Исходя из другой посылки, что мысль дышит там, где хочет, и так, как хочет, исчезает жесткий детерминизм между мышлением и тем, в чем и как оно себя реализует. Потому такое познание приобретает характеристику возможности, но не жесткого предписания.
И вопрос о методе в силу такой вольготности мышления поневоле теряет формализм, такой метод достаточно сложно увязать с какими-то определенными формами мышления, а логика, как способ выведения «истинных» суждений, неизбежно претерпевает изменение (в этом смысле и интуитивное познание приобретает точно такой же статус логического мышления), как и язык мышления потребует своего особого рассмотрения.
Свою попытку ответить на поставленный вопрос буду пытаться строить, возвращаясь к уже предложенному рассмотрению мышления, так и сопоставляя с теми методами познания, которые мы традиционно относим к объективному познанию.
Если задача помыслить о себе самом – это в принципе просто быть собой, то попытка помыслить о субъекте иного масштаба уже меняет координаты мышления. Но так как субъектное познание обращено на самого субъекта, то есть на самого себя, то тогда эту задачу можно представить «как если бы» - как если этим субъектом являешься ты сам. И предельная формулировка – помыслить мир так, как если бы он помыслил о себе сам.
Формулируя цели такого познания, теряются те очертания предмета познания, как он предстает в познании объективного мира. Если объективное познание предполагает, что его конечная цель – представить все явления мира как они есть «на самом деле» вне субъекта, его познающего, то субъектное познание не может быть так сформулировано. Если вскрыть процедуру объективного познания, то в ней неявно предполагается, что любой независимый субъект обнаружит в изучаемом объекте те же самые его свойства и взаимосвязи с другими объектами и явлениями. Но этот принцип можно отобразить на субъектное познание: в любом объекте субъект может обнаружить себя. То есть познавая явления и объекты природного мира, субъект в первую очередь познает себя. Не мир вне его, а мир вместе с ним. Мир рассматривается не только в отвлеченных категориях, отстраненных от субъекта и которые он может наблюдать как бы со стороны. Такое познание сливается с самим мышлением.
Тогда субъектное познание – это не обнаружение какого-то законченного состояния, раз и навсегда фиксирующего предметы и явления внешнего мира, как они есть «на самом деле», но постоянный процесс. Мышление обнаруживает себя как знак «бесконечность», как процесс, представленный как некое предельное состояние. Пока мыслю – познаю. Но мышление не является в данном случае в качестве некоего застывшего хождения по кругу. Само мышление меняет субъекта, но меняет и те изученные объекты, в процессе познания включаемые в субъект. Вот это изменение становится еще одной характеристикой познания-мышления. Мышление изменяет субъекта: пока меняюсь – мыслю, и наоборот: пока мыслю – меняюсь. Остановка мышления влечет исчезновение познания, влечет исчезновение самого субъекта.
Траектория такого изменения субъекта очень характерна: это путь от себя к себе. Вот только «себя» будет все время разное. Так как речь не идет о жесткой детерминации мышления исключительно внешними факторами, но и нет исключительно жесткой детерминации своим собственным побуждением, то в качестве конечной цели такого познания может выступать разная «бесконечность». Это и попытка познать мир объектов «как они сеть», это и попытка перестроить весь мир под себя, это и отречение от мира (погружение в бесконечную медитацию), это и попытка для религиозного сознания обретения бога в мире и в себе. Знак «бесконечность» предстает разным, как выбор формы самопознания, обретения самости. Но сохраняет свою характеристику процесса: движение за горизонт и возвращение к обнаружению себя самого в этом движении.
Погружаясь в медитацию, происходит и возвращение из нее. Но что делать с обретенным в ней состоянием? Досконально постигнув объективный мир, как он устроен «на самом деле», происходит и возвращение: а что делать с этим знанием? Перестраивая весь мир под себя, происходит и возвращение: каково мое место в этом новом мире? Обретя бога, происходит возвращение: а как жить с этим богом в себе?
Это предельные состояния, но не жестко заданные, а потенциально присутствующие как возможный выбор. Так и возращение может не состояться, исчерпав тем самым всякое субъектное познание.
В движении от себя к себе не только конечная цель-состояние присутствует, но и изначальное «от себя». Откуда начинается движение? От точки самоопределения (которая и полагала помыслить субъекта «как если бы»). Отмечу, что исходная точка движения опять-таки предстает не как нечто однозначно заданное и требующее строгого определения, а как первая обнаруженная мысль. Попытка помыслить о предмете познания в любой произвольной форме и есть тем начальным «от себя». Здесь вполне можно говорить о «генетике» мышления, что первое побуждение к мышлению и есть его начало.
Можно точно также попробовать обнаружить логику движения от «себя к себе». Не некое застывшее перетекание из формы в форму – от одного набора слов и мыслей по их поводу к другому. Мышление - это сдвиг, свидетельство иного. Если в наборе суждений нет этого сдвига, то нет и мышления, как нет и субъектного познания. Способ обнаружения сдвига можно представить как обнаружение иного измерения в сказанном, осмысленном, воспринятом. Если слова порождают лишь слова, то в них мышление умирает. Обнаруженное в слове действие, социальное звучание сказанного, изменение собственного отношения к миру и себя в мире и так далее и тому подобное как раз и обнаруживают себя как возможный сдвиг.
Сформулированные принципы – это самый общий подход, это внешние контуры такого возможного познания. Но эти контуры можно сузить до очень конкретного предмета-субъекта, который мы хотели бы постичь. Вот только опять, памятуя, что мысль мыслит, как она себя мыслит, предстоит о предельной конкретике метода говорить именно как о возможности, а не о жесткой детерминированности мышления предложенным методом.
* * *
Что меняет субъектное познание?
Совсем уж схематично его можно представить как:
Мысль порождающая - смысловой ряд - предельное понятие.
Правда, подобная схема, выраженная в рациональных знаках, слишком условна и не дает понимание сути этой парадигмы. Уже обозначая мышление, как вольное пространство, возникает желание начать познавать не с начала этой схемы, а откуда-то сбоку: если встретилась линованная бумага, пиши поперек. Но тем не менее.
Познавая «объективно», предмет исследования уже изначально должен быть представлен как «изолированный» от субъекта. Но такая установка познания распознается не до, но после опыта, когда воспроизводимость предмета исследования уже выявлена. Но что же изучается до этого момента? Что изучал Галилей, собравшись бросать камни с Пизанской башни? Закон всемирного тяготения? Но еще не брошен ни один камень, не говоря уже о каких-то обобщающих выводах. А задача исследовать падение камней уже появилась. Она и возникла как порождающее мышление. Предельно конкретное мышление, когда мысль схвачена напрямую. Отметим, что никакой задачи открыть вселенский закон при этом еще нет. Есть лишь состоявшаяся попытка помыслить. То есть первый шаг такого познания неотделим от субъекта. Но распознать, что мысль родилась (по поводу данного предмета познания), невозможно в точке ее зарождения. Она осознается уже после, когда сделаны первые шаги. Это как с первым шагом ребенка. Его первый шаг – это падение, но нога успела обрести опору, и падение превратилось в первый шажок. Увидеть же, что ребенок пошел, можно, когда он «упал» второй раз – сделал второй шаг.
Субъектное мышление, делая первый шаг, не открывает законов всемирного тяготения, оно начинает движение «от себя» - от падения при первом шаге – всего лишь бросает камни. Напрямую схваченная мысль и становится таким бросанием камней. В ней нет отделения мышления от «предмета познания». Что вижу и чувствую, о том и мыслю.
Причем точно также обнаруживается предмет субъектного познания, когда увиденное напрямую – это уже кем-то наработанные знания. Хотя объективное познание полагает, что мы стремимся познать объекты, как они есть вне нашего сознания, но может быть самый большой парадокс в том, что как раз так представленное знание об объекте может быть распознано и воспроизведено любым субъектом. А это означает не только то, что объект может быть воспроизведен, но то, что любой субъект способен воспроизвести мышление другого субъекта по поводу данного объекта. Субъект распознает в знании не только объект, но и мышление другого субъекта, как свое собственное мышление. Это как раз и означает, что мыслью порождающей может выступать не только нечто, схваченное сознанием напрямую во внешнем мире, представленное в предельной конкретике, а уж после трансформирующееся в мышление. Но и любое оформленное в знаке мышление другого субъекта.
Так что задача субъекта в изначальной точке познания как раз состоит в обнаружении себя самого, на чтобы не была направлена его мысль. Ни некая абстракция, ни некая искусственно сформулированная процедура, чтобы выявить предмет познания (как в случае с познанием «объективным), а напрямую самообнаружение.
Мысль по поводу – это можно понять как «предмет» субъектного сознания. Но это мысль, фиксирующая, что познающим началом являешься ты сам. И будет ли это бросание камней или будет попытка помыслить о каких-то социальных проблемах как бы мыслью самого общества, но эти предметы познания обнаруживает субъект в себе самом, в своем собственном мышлении. Под субъектом в данном случае можно понимать не только отдельно взятую личность, и будь то коллективное мышление (диалог) способ обнаружения «предмета» будет тот же. Не мир вне нас, а мир с нами, что и обнаруживает субъектное познание в себе самом.
Такая парадигма, с одной стороны, позволяет совсем по-другому представить предмет познания: он не строится каким-то особым образом, а обнаруживается здесь и сейчас в самом мышлении в том предельно конкретном виде, как он в мышлении «зародился». Но не имеет и некую законченную форму, а лишь является толчком для дальнейшего движения мысли. Что немаловажно, такой предмет познания не есть лишь воспроизводимые объекты (как в научном познании), но любой, ставший предметом мысли. Отмечу, что рациональное познание (объектное) уже изначально сужает поле познания, во-первых, требованием воспроизводимости, а, во-вторых, обязательным обобщением предмета познания. Любой уникальный объект выпадает из сферы «объективного» познания, а обобщением исключается конкретика восприятия познаваемого мира. Тогда как субъект своим мышлением уникален и предельно конкретен. «Воспроизводимость» субъекта имеет несколько иной характер: как способность распознавать в объекте свое собственное мышление, либо мышление иного субъекта.
Такая предельная конкретика в выявление предмета познания, когда сам предмет напрямую представлен в мышление, слит с ним, позволяет несколько по-иному изучать сам этот предмет. Не как мир устроен, а то, как его помыслил субъект. Не законы всемирного тяготения априорно открываем, а взялись помыслить о бросании камней. Не «объективное» устройство общества, а общество как тождественное моему сознанию, как тождественное мне как субъекту, откуда и проистекают «объективные законы» его устройства. Объективация такого познания служит совсем другой цели – как способ передачи своего знания другому субъекту для его субъектного познания. Но тогда, чего нет в границах мышления данного субъекта, того и нет, как предмета познания. Оно может быть представлено в ином познании иных субъектов, но в данном его нет. То есть чтобы «объективный мир» был обнаружен, он еще должен быть препарирован в сознании данного субъекта. А до этого момента – он «излишняя сущность», если так истолковать бритву Оккама, он всего лишь потенциально присутствует, как некий полет произвольной мысли «обо всем».
Порождение, конкретика восприятия, слитость с субъектом (его мышлением), мысль, обнаруженная здесь и сейчас и по конкретному поводу, - таково выявление предмета субъектного познания, того исходного «от себя». Познать самого себя – это познать мир вместе с тобой. Но чтобы это познание состоялось, необходимо тронуться в путь, а для этого необходимо обозначить начало движения. Хотя такое обнаружение может состояться и позже, когда пройден не один шаг. Ведь просто помыслить о чем-то – уже будет таким шагом. Лишь не забыть к себе вернуться – вернуться к своему самоопределению, дабы мысль не умерла.
* * * 12-03 21:28
Зарождение мысли – предмета субъектного анализа – есть лишь начало движения. Но куда и к чему? Не обозначая границы субъекта, пределов его мысли, достаточно легко можно оказаться в ситуации простого созерцания – о, что разглядел, - либо «растекания мысью по древу» - помыслить обо всем сразу и ни о чем. Такая мысль, зародившись, тут же и умирает, не приобретая своего развития.
Цель субъектного познания – его движение «к себе» - можно обозначить как исследование предельных понятий, тех представлений о себе и мире, которые исчерпывают изначально заявленный предмет познания. При этом предельное понятие задаст и границы субъекта и его мышления, того пространства, в котором будет разворачиваться мышление-исследование. Те границы, за пределами которого, исследование данного предмета не происходит. Рассуждая о бросании камней, вопрос, а сладок ли шоколад, хоть и возможен, но явно лишает субъектное познание смысла, превращает его в игру словами.
Предельные понятия сродни знаку «бесконечность» в математике. Обозначая лишь некое состояние, тем не менее, «бесконечность» является процессом, пределом, к которому можно устремиться, но который не достичь, не преодолеть невозможно. Можно двигаться к этому пределу, можно отодвигать границу «бесконечности», которую пытаешься обнаружить, но выйти за этот предел нельзя. Именно потому нельзя, что такое построение мысли фиксирует себя как некий процесс, а не как определенное состояние. Можно обозначить иной предел бесконечности и к нему устремиться, но это будет уже иной процесс. В то же время такие предельные понятия задают логику субъектного познания: они указывают направление движения от порожденной мысли к ее пределу.
Но раз мы обозначаем мышление как возможность, то движение мысли может пойти «вспять» - приобрести и обратное разворачивание: исходно сформулированная «бесконечность» может быть обнаружена как мысль, порождающая субъектное познание, как предмет этого познания.
Вернемся «к себе». Что обретает субъект и к чему он стремится в поисках «себя»? Хотя, чтобы получить ответ, уже надо пройти от исходного предмета познания к его предельному выражению, тем не менее, можно обозначить самые общие контуры такого обретения.
Человек стремится к счастью. Если это состояние есть предел его мысли, то и способ его обретения и то, что для этого надо, станут путеводной звездой познания. Погружаясь в мистическое восприятие мира, счастьем может стать достижение нирваны, полной отрешенности от «мира страданий». Если цель познания обнаружена именно такой, то тогда шаг за шагом мышление-познание проходит путь избавления от этих страданий. Погружение в нирвану, обнаружение тех действий, которые необходимо для этого совершить, становятся и предметом, и способом, и целью такого познания. Обретя в медитации свободу от своих желаний, таким образом достигая счастья, человек не может в ней прибывать постоянно, он возвращается из нее в обыденный мир. Но, возвращаясь, он лишается и счастья, на него вновь наваливаются «страдания» бренного мира. Тогда невозвращение, полное обретение нирваны, и станет тем предельным понятием – счастьем.
Достижение счастья может быть раскрыто и в ином измерении – обладания полным и бесконечным знанием об этом мире. Но если такое знание трактуется как объективное, как познание мира как «вещи в себе», то и обнаружение такого знания будет опираться на построение всех и всяческих отношений в мире знаков-слов, отображающих эти «вещи». Хотя предельное понятие такого знания – это полное молчание. Молчание, ибо потому, что сами знаки могут быть точно также рассмотрены как новые объекты, которые необходимо исследовать, чтобы обрести полное знание. Знак «бесконечность» вновь обнаруживает себя в таком познании. Познание из состояния изучения объективного мира превращается в знак-процесс, в бесконечное познание, которого достичь невозможно, но которое все-таки фиксируется как некое конечное состояние.
Точно также можно рассмотреть обнаружение предельных понятий, принимая иную субъектность. Что можно обозначить в качестве предельное понятия общества? Его справедливое устройство. Тогда процесс познания и начнет раскрываться, как способ достижения всеобщей справедливости.
Движение от исходного предмета познания к его исчерпанию (предельному понятию для данного предмета) и определяет суть субъектного познания. И целью становится достижение такого состояния (такого знания), за которым дальнейшее движение в «обретении себя» уже невозможно. И будет ли таким познанием адаптация к внешнему миру, научения чему-то, перекройка этого мира под себя, познание конкретных явлений, нахождение всеобщей справедливости и так далее и тому подобное не столь уж принципиально. Понять что-то – это понять себя и обнаружить те предельные понятия в себе и для себя, за которыми дальнейшее движение – это знак «бесконечность».
Можно спуститься и с небес на землю. Как постичь в предельных понятиях, скажем, «текст»? Текст, как «всеобщее» понятие, как раз в рамках субъектного познания. Исходным толчком к осмыслению, предположим, и послужило написание данного материала. Мысль порождающая вот она перед глазами: слова и буквы выстроены в ряд. Но дальше, пытаясь сформулировать предельное понятие «текста», предстоит обозначить в каком пространстве его намерен исследовать (не забывая, что вновь и вновь буду возвращаться к тому субъекту, который как-то с этим текстом связан). Если текст рассматривается как способ передачи неких знаков, то траекторией движения окажется от белого листа бумаги, например, к экрану компьютера, от способа начертания знаков чернилами к набиванию знаков на клавиатуре, от способа передачи текста (просто его сохранения в качестве листа бумаги) до компьютерных сетей. Но каждый элемент такого познания будет постоянно расширяться и сужаться: что такое «лист бумаги» с точки зрения текста? Годятся ли каменные скрижали или более-менее ровная стена дома для такого определения? Будет ли способ нанесения знаков иметь значение? И что общего между сохранением листа бумаги и передачей текста по компьютерным сетям? И так далее. В конечном итоге, предельное понятие текста может быть сформулировано в каких обобщающих значениях: с одной стороны предельно конкретных, чтобы можно было, их используя, воспроизвести этот текст, а с другой достаточно общих, чтобы они вобрали в себя все возможные его проявления (а далее – лишь знак «бесконечность»), и исчерпали бы цель субъекта в познании текста. Что типа текст - это ограниченная плоскость, достаточно ровная, с нанесенными на нее знаками, имеющими цвет, отличающийся от цвета этой плоскости, доступная восприятию и воспроизведению любым субъектом. Формулировка очень произвольная. Это лишь демонстрация построения предельных понятий. Реально же такие понятия – это предмет субъектного исследования. Хотя сразу приходится отметить, что возникает запрос и на иной язык, который бы позволил отобразить такие понятия.
Выходя же в другое измерение – например, смысловое наполнение текста – предстоит искать другое предельное понятие, ему соответствующее.
В то же время можно отметить, что исследование предельных понятий порождает свои особые смысловые ряды, которые уже не только отвлеченно отображают данный объект (если объект становится предметом исследования), но и действия субъекта по поводу объекта, и возможные состояния субъекта, связанные с данным объектом, вплоть до того, что и сами знания по поводу объекта могут быть включены в эти смысловые ряды. Вот эти смысловые ряды и необходимо теперь рассмотреть, они как раз переплетаются с понятиями сквозной логики.
* * *
Чтобы выстроить смысловой ряд субъектного познания, необходимо вновь вернуться в точку начала - мысль порождающую - обозначить предмет исследования. Если встать на позиции объективного познания, то такой предмет должен быть определенным образом создан, как того требует парадигма познания мира, как он есть «на самом деле». И эти требования: воспроизводимость объекта исследования, возможность его измерения и сконструированность, хотя бы в том виде, чтобы была возможность приводить объект к начальным условиям. Встав на позиции существования сквозных миров, помимо этого можно обнаружить, что сам предмет может предстать в разных ипостасях и совершенно по-разному он может быть расположен на «картах» этих миров. То есть, пытаясь сформулировать предмет исследования, мы уже оказались перед проблемой выбора, связанной с множественностью представлений любого понятия. Но точно такая же множественность обнаружится, когда непосредственно приступим к исследованию. И более того, даже предъявив требование, чтобы представить результат исследования в предельных понятиях, вновь обнаружим подобную множественность - множественность толкования полученных результатов. Вот только мы не можем застрять в этой множественности, человеческая практика такова, что наши действия подобной множественности не порождают, они являются вполне определенными. Застревания в состоянии буриданова осла не происходит, даже если выбор, какую охапку сена есть, не состоялся. Застыв в состоянии выбора, буриданов осел уже действует - просто стоит меж двух стожков.
Как решить проблему выбора в ситуации подобной множественности? При этом отметим, что подобная множественность вызвана не «объективным» устройством мира, а тем, что, выявляя предмет исследования, выбирая метод и определенным образом трактуя результат, происходит неявное суммирование множества человеческих практик, но сведенных в одну точку - выбора меж них одним субъектом.
Так как парадигма познания, по логике любой парадигмы, универсальна, то можно выбрать для оценки буриданова выбора вполне произвольную задачу исследования.
Раз уж речь идет о субъектном познании, и мы перед собой не ставим задачу специального конструирования предмета познания, то можно выбрать вполне жизненную ситуацию. Человек попадет в незнакомый город.
Куда идти, зачем идти, или может быть надо ехать, где что расположено, как себя вести, а если город иностранный, то что делать, если языка не знаешь? Реальный выбор «предмета познания». Множество «миров» и ты в нем.
Самая простейшая задача: как пройти из точки А в точку Б? На практике мы решить можем по-разному: покупаем план-карту и с помощью нее прокладываем путь, спросим у прохожего, как пройти, остановим такси – «извозчик» довезет, пойдем наугад, припомним, что нам советовали «сведущие люди». Это с точки практики, а если переформулировать как задачу познания? Множественность налицо и предстоит сделать выбор, от которого будет зависеть и выбор дальнейшего метода.
Для парадигмы субъектного познания этот выбор можно сделать однозначно: зафиксировать ситуацию <b>«как есть»</b>. Как себя осознает субъект в данной ситуации, так ее и зафиксировать. Неопределенность исчезает, ибо конкретика восприятия субъектом данной ситуации вполне определенная. На что указывает его сознание в данный момент, то и есть первые очертания «предмета познания». Конечно, можно порассуждать, что в данный момент он может зафиксировать, что, мол, птички поют, весна на улице, хорошо, и никуда торопиться не надо. Может зафиксировать, что стою у дома номер такого на улице такой-то. Или обнаружить, что это вообще-то не город, а слово «город» на листе бумаги.
Но в данной ситуации перечисленная множественность мнимая. Выбора как такового нет. КОНКРЕТНАЯ ситуация, в которой оказался данный субъект, вполне однозначная и определенная. Первое его восприятие не требует никакого специального конструирования – оно такое, какое есть. Пусть в дальнейшем выяснится, что оно в корне неверно с точки зрения, что «на самом деле», пусть начав движение, изменится его представление, что было в начале. Но оно уже есть. Конкретика такой фиксации «как есть» вызвана тем, что она - уже ставшее, уже состоявшееся восприятие. Отсюда «как есть» обладает предельной однозначностью – ему присваивается вполне конкретное одно значение, и определенностью – границы и пределы «предмета познания» уже заданы таким восприятием субъекта.
Фиксация «как есть» снимает проблему выбора исходного предмета познания. В этом уже кардинальный уход субъектного познания от иных парадигм, в которых подобная процедура невозможна: субъект фиксирует сам себя. Как субъект мыслит в данный момент задачу, стоящую перед ним, такова она и есть. На данный момент и только на данный момент. Будет ли он ее выражать понятийно, мифологически, просто опишет то, что видит, специально сконструирует, передаст лишь свои ощущения, все это не столь важно, важно, что он это зафиксирует, даже если специально ничего фиксировать не будет. «Как есть» - это первое предъявление предмета познания. И оно не множится, оно вполне конкретно, ибо до этого момента никакой задачи познания вообще не было. Но зато появляется определенность – заданы исходные координаты познания.
Надо еще отметить, что первичная фиксация «как есть» потому срабатывает, что она не требует обязательной коммуникации по этому поводу. Это исходный предмет познания для конкретного субъекта. Он этот предмет распознает напрямую – как он есть. Коммуникация же появляется не на первом шаге, но после, но это уже совсем другая задача, как трансформировать субъектную постановку задачи к восприятию ее другим субъектом.
В то же время «как есть» с позиции субъекта обладает всеми необходимыми атрибутами, чтобы в процессе исследования разместить его в любом сквозном мире. «Как есть» для субъекта и воспроизводимо (он может его воспроизвести по своему внутреннему алгоритму, может быть явно и не осознаваемому), и позволяет его успешно измерить, и перевести на язык других смысловых пространств: мифа, магии, понятий, логики и так далее.
Точно также можно задать задачу, когда субъект иного масштаба: коллективно-распределенное мышление, социум, мир в целом. И такой субъект фиксируется в начальной точке исследования «как есть», как он предстает познающему субъекту в момент «попадания в незнакомый город».
Даже если город оказался городом на бумаге, то и в этом случае обнаруживается конкретика. Либо предметом предстала грамматика, либо это медитация по поводу этого слова. Как раз субъекту дано при первом столкновении с предметом конкретику своей самости воспринять. Что было бы невозможно при отодвигании субъекта вовне исследуемого мира, как то полагает, например, рациональное познание. И проблема выбора предмета исследования требовала бы уже каких-то специальных процедур.
* * *
С подобных позиций можно оценить и множественность предельных понятий, в которых пытаемся зафиксировать конечный результат исследования.
К предельным понятиям не обязательно применять требования объективного познания (отображения как есть «на самом деле»), требования конвенциональности (соглашения, каким образом толковать этот результат), требования строгой понятийности или требование перевода результата на язык действий (какого-либо планирования действий на основе предельных понятий). Предельные понятия могут содержать эти требования, но их смысл в ином.
Они как раз уже в смысловом пространстве задают предел исследования. Значение предельных понятий процессуальное, как знака «бесконечность». Они фиксируют не состояние полного познания, а процесс, что дальше «поезд не идет». Происходит воспроизводство самого знака «бесконечность», но не появляется нового смыслового наполнения данного предмета познания. Как раз, пройдя круги выхода за грань этого предельного понятия, субъект и обнаруживает исчерпанность смыслов. Предельное понятие – это не предельное обобщение каких-либо результатов исследования, а предельный процесс. И каким бы ни было толкование, эта предельность все равно себя обнаружит в том, что новых смыслов не порождает толкование. Каким бы ни было действие на основе таких понятий, то произойдет то же самое.
То есть и в этой точке мы получим универсальность, однозначность и определенность – познание данного предмета исчерпано, оно есть знак «бесконечность».
Таким образом траектория субъектного познания задается от «как есть» к тому, что уже «не может быть». Если первое – это конкретика первичного восприятия предмета познания со стороны субъекта, его исследующего, то последнее – это предельность знака «бесконечность», как процесса, который субъект и фиксирует.
Если счастье – это обретение нирваны, то окончательно отрешившись от мира, никакого познания больше не происходит, в мир не происходит возвращение. Если счастье – это полный покой, то его достигнув, не к чему больше стремиться. Если предел познания – понять мир целиком, то предельная задача – стать миром в целом, тогда изучать уже будет нечего: как твоя рука не шелохнется, то и истина. Если оказавшись в незнакомом городе, первое восприятие «как есть», а предмет познания – пройти из пункта А в пункт Б, то предельное понятие такой задачи – пройти можно и закрытыми глазами, внутренний маршрутизатор уже так настроен, что выведет безошибочно куда надо без карт, подсказок, независимо от погоды, советов прохожих и даже вопреки им.
Только надо отметить, что предельные понятия отнюдь не заданы априорно, они не присутствуют в начальной точке движения. Они выявляются в процессе познания. И тем не менее, наличие «как есть» и построение предельных понятий уже способны задать смысловые ряды исследования.
Возможность построения смысловых рядов как раз и появляется, что мы можем
обозначить, с чем этих ряды сопоставлять: с тем «как есть» в начале движения
и с поиском предельных понятий.